L’IMPRESA SCONOSCIUTA DEI MINATORI
Avevo
allora 30 anni. Lavoravo in una delle miniere della regione di Tula.
Non appena ebbe luogo l’incidente per la sua liquidazione cominciarono
ad arruolare i minatori. Ci misero davanti un compito gravoso e
importante del quale praticamente nessuno sapeva niente.
Comincio
col dire che tra i minatori a Cernobyl andarono soltanto i migliori
scavatori, volontari, che passarono una severa selezione del Partito
comunista! Alla centrale nucleare ci portarono 18 giorni dopo lo scoppio
del reattore.
Il giorno stesso dell’arrivo – subito un turno di lavoro. Ci venne dato il compito di aprire un tunnel sotterraneo di 150 metri
dal terzo reattore fino al quarto saltato in aria. E dopo sotto lo
stesso quarto reattore di “allestire”, scavare una sorta di cella della
misura 30x30x30. In quello spazio si dovevano installare frigoriferi
speciali. Era sottinteso che essi sarebbero serviti a raffreddare le
sostanze venutesi a formare in seguito all’esplosione e a fermare almeno
un po’ le emissioni radioattive.
Ci
diedero una scadenza di tre mesi, ma noi terminammo tutto in meno di un
mese. Come lavorassero i minatori a Cernobyl, lo mostravano anche agli
altri, organizzavano delle visite. Ci si strappava le pale l’un l’altro!
Arrivava il cambio, e quelli del turno precedente a dire: «È presto!». E
quegli altri, a loro volta: «No, son già 2 minuti che è il nostro
turno!». C’era entusiasmo a bizzeffe. Perché a quei tempi l’ideologia
era sovietica, l’educazione era un’altra. «Chi altri se non noi?», era
il celebre slogan di allora.
I
miei ragazzi il reattore non lo videro manco una volta, in quanto
lavoravano sottoterra, io invece ne ebbi l’occasione. Era del tutto
inconsueto non vedere neanche un’anima viva nella zona dei 30 chilometri
(è questa la zona speciale intorno al reattore esploso nella quale è
proibito stare a causa dell’elevato livello delle radiazioni; vi
lasciavano passare soltanto i liquidatori con speciali lasciapassare). E
i villaggi in quei luoghi erano ricchi: case in mattone, fattorie. E
non c’erano persone! Non c’era niente e nessuno! Le porte spalancate, in
un campo c’era un trattore, lasciato lì di tutta fretta. Solamente i
cani all’inizio correvano e guaivano, ma anche loro in seguito furono
abbattuti tutti.
Una
volta andammo a prendere il carburante per i mezzi di trasporto. Io non
facevo molto caso alla strada, ma con noi c’era un dosimetrista. Faceva
scattare il suo apparecchio dosimetrico, misurava di continuo le
radiazioni. E a un certo punto… il suo apparecchio andò fuori scala. Io
guardai fuori del finestrino – stavamo passando accanto al reattore
saltato in aria. Tutto era rivoltato, un mucchio di gente stava
lavorando lì intorno. A proposito, misuravano le radiazioni anche nel
nostro tunnel, e là era più o meno tutto nella norma. Relativamente,
s’intende, a confronto di quello che c’era all’esterno. La terra
nonostante tutto proteggeva un po’, e sotto tutta la centrale c’era
inoltre un’enorme lastra di cemento.
Ritorniamo sotto terra.
Ci
stabilirono turni di 3 ore! – con trasporto prosegue il minatore
Vladimir Naumov. – In condizioni normali, non straordinarie, in 3 ore si
fanno 80 cm di tunnel. A Cernobyl se ne facevano 2 metri,
e tutto con puro entusiasmo. Stachanov si riposa in confronto a quei
minatori. Sono fatti così i minatori, si capiscono l’un l’altro al volo.
Così come i sommergibilisti sott’acqua, i paracadutisti nell’aria,
anche i minatori sotto terra in condizioni fuori dal comune per l’uomo
sono molto uniti.
Tre
reparti eseguivano il compito. Per due settimane ciascuno. Il primo
reparto scavò in pratica il tunnel, il secondo lo ultimò e cominciò a
scavare la cella, mentre il terzo la terminò e aiutò a montare i
frigoriferi. Quegli impianti sono rimasti fino a oggi – sopra il
reattore il sarcofago di cemento, sotto il reattore la cella
frigorifera.
Dunque,
mentre scavavamo la cella, il terreno veniva portato fuori in un
vagoncino (nel tunnel vennero subito messi dei binari). Il nostro
vagoncino portava circa mezza tonnellata. Immaginatevi che durante tutto
un turno si trasportavano 90 vagoncini, una volta si arrivò perfino al
record di 96! E ora fate un po’ il conto – 3 ore sono 180 minuti. Vale a
dire, 2 minuti per ogni passaggio. Cioè, per caricare mezza tonnellata,
spingere sui binari il vagoncino per 150 metri, scaricarlo e rimandarlo indietro. E lo spingevano in due, però lo caricavano in cinque o sei, a mano, con le pale.
Possibile che non ci fosse alcuna ricompensa materiale? Non vi pagavano per il vostro lavoro?
Ci
pagarono in seguito. All’inizio noi non sapevamo nemmeno che venissero
date disposizioni segrete del CC del PCUS per una paga speciale per chi
lavorava alla liquidazione. Venivano stabilite tre zone – più vicino si
era al reattore, più elevata era la paga. Noi lavoravamo nell’ultima, la
terza, la più pericolosa. Prendevamo uno stipendio quintuplo – 100
rubli per ogni turno. Tali disposizioni erano state date a molti
ministeri. Ma non certo tutti le applicavano. Ad esempio, dicono, il
Ministero della Difesa pagava i “partigiani” uno stipendio standard,
come per delle normali esercitazioni militari.
Portammo
a termine il nostro compito – e a casa. Si trattò in realtà di alcune
settimane, ma la sensazione era come se avessimo passato là degli anni.
Tuttora è tutto fresco nella memoria. E la primavera scorsa siamo
persino tornati là. A ricordare, per così dire, a onorare la memoria dei
defunti, a vedere quello che era cambiato.
E cosa è cambiato? Cosa c’è oggi a Cernobyl?
Un
territorio chiuso in cui non ci vive praticamente nessuno, soltanto gli
“autoinsediatisi”. Anche se presso la centrale stessa ci stanno varie
ditte. Ad esempio, si occupano dei metalli.
E le radiazioni?
Be’,
nell’aria ora è tutto nella norma. Le radiazioni non sono più tanto
terribili come quelle che penetrarono allora nel terreno. Ad esempio lo
stronzio. Esso ha un periodo di dimezzamento fino a 1.000 anni. Se ne
sta nella terra sulla quale cresce l’erba che mangiano gli animali
locali. Quella terra, dicono gli scienziati, non va nemmeno sfiorata,
altro che non utilizzarla per il cibo. E inoltre ci scorrono le acque
sotterranee, le quali portano benissimo le radiazioni.
Vladimir Naumov
(intervista di Dmitrij Levin)
НЕИЗВЕСТНЫЙ ПОДВИГ ШАХТЁРОВ
Мне
тогда было 30 лет. Я работал на одной из шахт Тульской области. Как
только случилась авария, на ликвидацию её последствий стали набирать
шахтёров. Нам было дано серьёзное и значимое задание, о котором вообще
мало, кто знает.
Начну
с того, что из шахтёров в Чернобыль поехали только лучшие проходчики,
добровольцы, прошедшие строгий отбор Парткома! На АЭС нас привезли
спустя 18 дней со взрыва реактора.
В
первый день приезда – сразу на смену. Нам было дано задание пробить
150-метровый штрек (тоннель) под землёй от третьего энергоблока к
взорвавшемуся четвертому. А потом под тем самым четвёртым блоком
“выработать”, вырыть некую камеру, размером 30х30х30. В этом
пространстве должны были установить специальные холодильники.
Подразумевалось, что они остудят вещества, образовавшиеся в результате
взрыва, и несколько приостановят радиоактивные излучения.
Сроки
нам поставили 3 месяца, мы сделали всё менее, чем за месяц. Как
работали в Чернобыле шахтёры, даже показывали другим – экскурсии
организовывали. Лопаты друг у друга отбирали! Приходит смена, а им
предыдущая говорит, мол, рано! Те, в свою очередь: «Нет, уже 2 минуты,
как наша смена!». Энтузиазма был, хоть отбавляй. Ведь идеология в те
времена была советская, воспитание другое. «Кто, если не мы?» – был
такой известный лозунг.
Ребята
мои сам блок не видели ни разу – под землёй же работали, а мне
довелось. Очень непривычно было не видеть ни одной живой души в 30-ти
километровой зоне (30-ти километровая зона – особая зона вокруг
взорвавшегося реактора, находиться внутри которой было запрещено из-за
уровня радиации в ней; пускали туда только ликвидаторов по специальным
пропускам). А села в тех местах богатые были: кирпичные дома, фермы. А
людей – нет! Ничего нет и никого. Ворота раскрыты, трактор какой-то
стоит, как выезжал, так и бросили его в спешке посреди участка. Только
собаки поначалу бегали и скулили, да и тех перестреляли потом.
А
однажды поехали за топливом для техники. Я особо за дорогой не следил, а
с нами дозиметрист был. Щелкал измерительным прибором своим, всё мерил
радиацию. И тут, раз… и прибор-то этот у него зашкалил. Я в окно глянул –
взорванный блок проезжаем. Всё разворочено, куча людей вокруг работает.
Кстати, замеряли радиацию в своём тоннеле, вроде как всё и в норме
было. Относительно, конечно, по сравнению с тем, что наружи. Всё-таки
земля немного защищала, да и плита бетонная огромная под всей станцией
была.
Вернёмся под землю.
Смену установили нам в 3 часа! В нормальных, не чрезвычайных, условиях за 3 часа делают 80 см тоннеля. В Чернобыле проходили по 2 метра
– и всё на голом энтузиазме. Стаханов отдыхает, по сравнению с
шахтёрами. Да и люди они такие, шахтёры – понимают друг друга с
полуслова. Как подводники под водой, десантники в воздухе, так и шахтёры
под землей – в неестественных для человека условиях очень дружны.
Три
отряда выполняли задачу. По две недели каждый. Первый отряд практически
прошёл тоннель, второй доделывал тоннель и начал копать камеру, а
третий уже её доделывал и помогал монтировать холодильники. Установки до
сих пор так и остались – над реактором бетонный саркофаг, под ним –
холодильная камера.
Так
вот, когда вырывали эту камеру, грунт вывозили на вагонетке (в тоннеле
сразу проложили рельсы). Вагонеточка у нас ходила такая полутонная.
Представьте себе, что 90 вагонеток вывозили все смены, однажды даже был
рекорд – 96! А теперь подсчитайте – 3 часа – это 180 минут. Значит, по 2
минуты на каждую ходку. То есть, полтонны загрузить, 150 метров
вагонетку по рельсам протолкать, выгрузить и назад загнать. Причём,
толкали её вдвоем, а загружали человек пять-шесть – вручную, лопатами.
Неужели не было никакого материального вознаграждения? Деньги за ваш труд не платили?
Это
уже потом заплатили. Поначалу мы даже и не знали о том, что выходили
секретные постановления ЦК КПСС об особой оплате работавшим на
ликвидации. Там определялись три зоны – чем ближе к реактору, тем больше
оплата. Мы работали в последней, третьей, самой опасной. Получали
пятикратный оклад – 100 рублей за смену. Такие постановления вышли для
многих министерств. Но выполнили их далеко не все. Например, говорят,
Минобороны платило “партизанам” стандартную ставку, как за обычные
военные сборы.
Выполнили
мы свою задачу – и домой. Казалось бы, всего несколько недель, а такое
ощущение, что годы там прошли. До сих пор всё свежо в памяти. А весной
даже ездили туда. Вспомнить, так сказать, почтить память погибших,
посмотреть, что изменилось.
И что же изменилось? Что сейчас в Чернобыле?
Закрытая
территория, на которой никто практически не живёт – только “самосёлы”.
Хотя на самой станции и фирм всяких много. Металлом, например,
занимаются.
А как же радиация?
Ну,
в воздухе там сейчас всё в норме. Не так страшна проникающая радиация,
как то, что попало в землю. Например, стронций. У него период
полураспада – до 1000 лет. Вот он и сидит в почве, на которой растёт
трава, которую едят тамошние животные. С такой почвы, говорят учёные, не
то, что в пищу употреблять, трогать-то ничего не следует. И подземные
воды, кстати, там проходят, которые прекрасно переносят радиацию.
Владимир Николаевич Наумов
(вёл интервью: Дмитрий Левин)